Просто Палыч
Александр Павлович Рагулин не был сильнейшим защитником в истории отечественного хоккея. Его никогда не выбирали капитаном сборной СССР, и всего один раз признали лучшим защитником чемпионата мира. Его не называли лидером или вожаком. «Нет, Сашка на эту роль не годился, — сказал много лет спустя один из его партнеров по сборной. — Да он и не претендовал на какую-то исключительность, потому что был просто — Рагулин. Этого было достаточно».
Рагулина выделил, признал и полюбил народ. Богатырская стать далеко не всё объясняет. Доминирующими качествами Палыча были надёжность и скромное обаяние силы. Сила была доброй — в том числе и на хоккейной площадке; а применительно к хоккею и амплуа Рагулина слово «доброта» не очень-то подходит. Но к нему подходило — не в ущерб профессиональным обязанностям, что тоже способствовало уникальной популярности Александра Павловича и после завершения карьеры. Не только у нас, но и за рубежом. Иногда мне даже казалось, что его популярность в других хоккейных странах даже выше — сам видел, как перед «Глобеном» в очередь за автографами выстраивались юные шведы.
Рагулин после игровой карьеры не занимал высоких постов (если должности и были, то, скорее, представительские — как членство в президентском совете по физкультуре и спорту), он влиял на хоккей самим своим присутствием в нём.
Он не всегда был таким привычно монументальным, каким его и запомнили. На фотографии конца 50-х он худой, поджарый и кудрявый, и таким его легко представить в составе джазового трио близнецов Рагулиных — которое, к счастью для советского хоккея, не состоялось. Родились и выросли они в интеллигентной семье архитекторов, обладали разнообразными талантами, но спорт всё-таки победил. Вместе втроём — случай для мирового хоккея уникальный — они три года выступали за «Химик». Мастер спорта международного класса Анатолий Рагулин был вратарём, одно время играл с Александром за ЦСКА, а после завершения карьеры 20 лет работал в отряде космонавтов, получил звание Заслуженного тренера СССР. Мастер спорта Михаил Рагулин, нападающий, по ходу карьеры подавал большие надежды, тоже какое-то время играл в ЦСКА, но травмы помешали дальнейшему росту. В «Крыльях Советов» переквалифицировался в защитники, играл вместе с Анатолием, и заканчивали они вместе в «Дизелисте»; дальше Михаил работал тренером.
Александр к тому времени, когда братья закончили с хоккеем, был одним из самых популярных хоккеистов страны. Всенародная слава досталась Саше как самому талантливому, на что вполне успешные братья не обижались. Михаил, нынче отмечающий 80-летие, может подтвердить.
«Быстрее Сашки защитника не было», — говорил о начальном этапе карьеры первый серьёзный тренер братьев Николай Семенович Эпштейн. В «Химике» Александру Рагулину с начала 60-х оставалось быть недолго, как недолго было оставаться Сашкой и самым быстрым. Он стал «Палычем» и самым лучшим. Таким и запомнится.
Его товарищи по амплуа в отдельных компонентах ни в чём ему не уступали, но по сумме качеств равных Александру Рагулину даже в той блестящей плеяде не было. Как и по достижениям — три олимпийских золота, десять золотых медалей чемпионатов мира (из них девять — подряд). У Владислава Третьяка тоже десять, у Вячеслава Старшинова — тоже девять подряд, но это лишь подчеркивает уникальность Палыча, у которого рекордные 22 медали на уровне сборных.
Всё совпало — облик, характер, мастерство; одно дополняло другое, вот почему именно Александр Рагулин стал воплощением лучших черт национального характера, отражённых в отечественном хоккее золотой его поры. Груз всенародной славы он нёс без видимых усилий, и многое успел под занавес блистательной игровой карьеры, поставив победную точку на чемпионате мира-73 в Москве — когда ни одного его товарища по сборной-63, и даже по сборной-68 гренобльского образца рядом уже не было.
Но здоровье он оставил — на льду, да и послехоккейная жизнь гладким продолжением карьеры отнюдь не стала. При этом Александр Павлович и на обочине не оказался, и сам себе монументом не стал — не такой он был человек.
Из него всегда пытались сделать свадебного генерала, и эта роль ему, что греха таить, подходила как никому другому. Но на хоккей работало не только его имя и имидж, но и он сам. И то, как Рагулин заботился о ветеранах и детях, дорого стоит.
От него исходило ощущение надёжности — за наш хоккей даже в самые тяжёлые годы с Рагулиным было как-то спокойно. Такое ощущение оставили и четыре наших обстоятельных встречи, при том что и темы, и обстоятельства были разные. В госпитале в Сокольниках, где проходил плановое лечение инвалид второй группы, подполковник в отставке Александр Рагулин, он ни словом, ни жестом не дал понять, как ему трудно. Это было и так видно. В «ветеранском» кабинете родного ЦСКА он был весь в делах. Летом 2004 в квартире «генеральского дома» на Соколе выглядел отдохнувшим и посвежевшим. Собирался на дачу, делился планами. Почётный приз «Легенда спорта», вручённый ему первому из хоккеистов, скромно стоял на серванте в уголке. И ничего не говорило о том, что время великого Рагулина истекает.
Он, по-моему, не знал, сколько у него наград и призов, С любовью этим хозяйством занимавшаяся жена определённо знала лучше и о количестве, и о качестве наград и фотоснимков. «На музей хватит», — он, кажется, не без иронии и сказал это, знакомя меня с домашним «иконостасом». На большую фотовыставку, проходившую в феврале прошлого года, точно хватило.
Без нескольких фрагментов наших разговоров, пожалуй, нынче не обойтись. Серьёзная дата, позволяет.
— Правда ли, что в ЦСКА с первого же сезона вас звали «Сан Палыч»?
— Это версия Анатолия Владимировича Тарасова. Всё-таки, конечно, не сразу.
— Приглашение в сборную вы восприняли как должное?
— Какое там! 19 лет, конкуренция аховая, а я из «Химика». Второй контрольный матч доиграл на одном коньке — боялся сказать, что лезвие провалилось. Думал: скажу — на лавку посадят, а потом, не дай бог, вовсе из состава выведут. Местом в сборной дорожили. Борис Майоров до сих пор смеётся, вспоминая, как я в Архангельском опоздал на автобус — через всё поле бежал, пока не увидели.
— В ЦСКА из «Химика» вас забрали прямо с пляжа?
— Не совсем. Но Николая Семеновича Эпштейна не предупредили, и он действительно узнал обо всём, встретив нас с Виктором Кузькиным и братом Мишей на пляже в Ялте во время отпуска. Конечно, Семёныч не обрадовался. Я было решил заявление забрать, но мне доходчиво объяснили, что у меня теперь два пути: либо на лёд в хоккейной форме ЦСКА, либо на Дальний Восток — в армейской.
— Говорят, что Александр Павлович Рагулин «разруливал» разного рода конфликты в ЦСКА и сборной, и даже определял меру наказания?
— Такого при Тарасове быть не могло. Я и сам попадал под его горячую руку.
— Евгений Мишаков вспоминал, как это было по дороге на матч в Ленинград. Вроде как Рагулин за «добавкой» отправился, его долго не было, решили, что он в туалете застрял и пошли «вызволять» — а из туалета сам Тарасов появляется…
— Да я просто спать пошёл! Какая «добавка» — приятель наш, болельщик по прозвищу Карлыч, всё с собой вёз. Огурчики там, помидорчики. Чуток, наверное, и выпивали. Вот Женька с огурчиков этих, похоже, долбился в туалет, и получил от Тарасова. Правда, в Ленинграде реабилитировался. Нет, в ЦСКА с этим строго было. В «Химике» — посвободнее. Как-то играли в страшный снегопад, просто по снегу ползали, устали страшно, после игры подходим к главному: мол, по сто грамм бы не мешало. «Ну, если по сто…». На следующий день добрейший Николай Семёнович, увидев на лицах последствия, возмутился: «Сто грамм — это что, лошадиное ведро?!». Но в основном всё нормально было, в загулы не пускались.
— Вы, кажется, приятельствовали со Свеном Юханссоном?
— Да не особо. Зубы он мне как-то «по-приятельски» выбил — было дело. Вот с Ульфом Стернером мы и бодались регулярно (с ним надо было ухо востро держать), и вне площадки поводы для общения находили. Портфель-дипломат прозрачный с бутылкой «Абсолюта» и рюмками внутри подарил мне на день рождения в Стокгольме на чемпионате мира-95. Стоит теперь в моем «ветеранском» кабинете во Дворце спорта ЦСКА на самом видном месте.
— С полной бутылкой?
— Ну, бутылка тогда и до вечера не дожила. Всё-таки день рождения.
— Правда ли, что вас «оберегали» от конфликтных ситуаций на площадке?
— Ерунда. Никто никого не оберегал. Да и конфликтов особых не случалось. Так, стычки — особенно с чехами. А канадцы и американцы знали, что с нами драться бесполезно. Исключение — Суперсерия-72, когда они взбесились и пошли ва-банк.
— Вы могли кого-то опасаться?
— Да ко мне особенно и не лезли. Знали: если что — скручу в бараний рог.
— Встречались в те времена хоккеисты мощнее вас?
— Среди наших, пожалуй, нет. Канадцы попадались, но для наших нападающих большие габариты соперников препятствием не являлись.
— Но и Рагулина ведь обыгрывали!
— Обязательно. Женька Зимин до сих пор вспоминает, как меня один раз обыграл. Если серьёзно — мы и готовились, и играли на пределе. Вот простой пример. Сдержал я, допустим, в матче с «Динамо» Сашу Мальцева, лучшего на тот момент нападающего в мире — значит, и любому канадцу нос утру.
— Кажется, на чемпионате мира-66 в Любляне вы вошли в десятку лучших бомбардиров?
— Благодаря партнёрам — Фирсов с молодыми Викуловым и Полупановым помогли, здорово они тогда сыграли.
— Столько лет прошло, а вы всё до деталей помните…
— Да все матчи перед глазами — с первого до последнего выхода на лёд. Ничто не исчезает из памяти.
— Дело прошлое, но — не рановато ли закончили?
— Да ещё лет пять-шесть погоды бы не портил. Из сборной не выгоняли, а в ЦСКА «закруглили», да ещё без возможности где-то продолжить карьеру.
— Помните, как вас провожали?
— Ничем особенным проводы не запомнились. Нас с Толей Фирсовым «на пенсию» отправляли. Звание майора присвоили. Вручили подарки, подхватили на руки — и чао, бамбино, сорри… Хорошо хоть не уронили. К «мирной жизни» я готов не был. Оттого и проблем хватало. От ЦСКА куда меня только не посылали выступать. «Банкет» этот длился несколько лет, жил, так сказать, «в свободном полёте». От начальства доставалось, и считаю, проработки на пользу пошли.
— Отчего всё-таки не сложилась тренерская карьера?
— Когда я в Новосибирске с армейской командой работал, много чего о жизни узнал — и интриги были, и предательство, и инфаркт пережил… В плане карьеры я особенно никуда не рвался. Настолько наелся хоккеем, что тренерская работа не прельщала. Правда, вот Вячеслав Фетисов свою книгу подарил мне с посвящением — как детскому кумиру и как тренеру. Так что и тут я кое-что сделал.
— Вас можно назвать домашним человеком?
— Ни в коем случае. Ни дачным (хоть дачей давно уже владею), ни домашним. Всё куда-то тянет. Езжу, надо сказать, с удовольствием. И в Кейптаун могло забросить с ветеранами, и в Якутск на детский турнир. Мне везде интересно. А дома долго сидеть не могу.
— Получается, отдыхать особенно некогда?
— И хорошо, что некогда.
Александр Павлович Рагулин
5.05.1941, Москва — 17.11.04, Москва. Защитник, тренер, функционер. Заслуженный мастер спорта (1963).
Игровая карьера: 1957-62 — «Химик», 1962-73 — ЦСКА. В чемпионатах страны 427 матчей, 63 заброшенных шайбы.
1961-73 — в сборной СССР. На чемпионатах мира и олимпийских играх — 102 матча, 14 заброшенных шайб.
Достижения: олимпийский чемпион 1964, 1968, 1972. Чемпион мира 1963-71, 1973, серебряный призёр 1972, бронзовый призёр 1961. Лучший защитник чемпионата мира 1966.
Чемпион СССР 1963-66, 1968, 1970-73, серебряный призёр 1967, 1969. Обладатель Кубка СССР 1966-69, 1973.
После игровой карьеры: тренировал юношеские и молодёжные команды ЦСКА, новосибирский СКА. Возглавлял региональную организацию «Ветераны хоккея». Был вице-президентом клуба «Золотая шайба», входил в президентский совет по физкультуре и спорту.
Награждён орденом «Трудового Красного Знамени» (1972), двумя орденами «Знак почёта» (1965,1969), орденом «Почёта» (1996), орденом «За заслуги перед Отечеством» третьей степени (2001), олимпийским орденом (2001).
Одним из первых введён в Зал славы ИИХФ (1997), в 2004 — в Зал славы отечественного хоккея.